🤣 Как Мариенгоф и Есенин устроили одну поэтессу греть им постель.
Анатолий Мариенгоф познакомился в Сергеем Есениным случайно, но это знакомство сильно повлияло на его творчество. Благодаря Есенину, а также их встрече с В. Шершеневичем и Рюриком Ивневым образовалась плодовитая группа поэтов-иманжинистов. Но вот дружба в Есениным была действительно крепкой и долгой, в 1919 году Есенин и Мариенгоф даже поселились вместе и на несколько лет стали практически неразлучны.
Анатолий Мариенгоф познакомился в Сергеем Есениным случайно, но это знакомство сильно повлияло на его творчество. Благодаря Есенину, а также их встрече с В. Шершеневичем и Рюриком Ивневым образовалась плодовитая группа поэтов-иманжинистов. Но вот дружба в Есениным была действительно крепкой и долгой, в 1919 году Есенин и Мариенгоф даже поселились вместе и на несколько лет стали практически неразлучны.
Стали спать с Есениным вдвоем на одной кровати. Наваливали на себя гору одеял и шуб. По четным дням я, а по нечетным Есенин первым корчился на ледяной простыне, согревая ее дыханием и теплотой тела.
Одна поэтесса просила Есенина помочь устроиться ей на службу. У нее были розовые щеки, круглые бедра и пышные плечи.
Есенин предложил поэтессе жалованье советской машинистки, с тем чтобы она приходила к нам в час ночи, раздевалась, ложилась под одеяло и, согрев постель („пятнадцатиминутная работа!“), вылезала из нее, облекалась в свои одежды и уходила домой.
Дал слово, что во время всей церемонии будем сидеть к ней спинами и носами уткнувшись в рукописи.
Три дня, в точности соблюдая условия, мы ложились в теплую постель.
На четвертый день поэтесса ушла от нас, заявив, что не намерена дольше продолжать своей службы. Когда она говорила, голос ее прерывался, захлебывался от возмущения, а гнев расширил зрачки до такой степени, что глаза из небесно-голубых стали черными, как пуговицы на лаковых ботинках.
Мы недоумевали:
— В чем дело? Наши спины и наши носы свято блюли условия...
— Именно!.. Но я не нанималась греть простыни у святых...
— А!..
Но было уже поздно: перед моим лбом так громыхнула входная дверь, что все шесть винтов английского замка вылезли из своих нор.